Интервью фотохудожника Олега Ванилара для журнала Mobile News

Mobile News, октябрь 2004

Искусство для терпеливых

Он смотрит на вас… Он подглядывает за вами в щелочку своего объектива… Он уже видит ваш негатив… Он – фотограф.

Каждый раз, отправляясь на новое интервью с неизвестным мне человеком, я рисую его образ. Чаще всего он складывается из информации, которую удается найти на каком-нибудь сайте, нескольких фотографий и, при удачном стечении обстоятельств, голоса в телефонной трубке. И я иду-еду на встречу, немного волнуясь, перебирая в голове кучу незаданных вопросов и догадок.

Когда я увидела автопортрет Олега Ванилара, то подумала: «Типичный эстет, самовлюблен, слегка заносчив, может быть эксцентричным, капризным, не женат…»

А что в итоге? То ли внешность оказалась обманчива, то ли я поверила удачно созданному образу, но к нашему столику в кафе «Пирамида» подошел совершенно другой человек.

Традиционные приветствия, сдержанная улыбка, диктофон включен…

– Если честно, я представляла Вас совсем другим…

– Да? И каким же? – с интересом спрашивает Олег.

– Не знаю, другим… Вы не против, если мы сделаем несколько фотографий?

– Пожалуйста!

Случайность это или закономерность, чутье или везение, но мне часто в жизни попадаются особенные люди. Почему из нескольких тысяч сайтов, предложенных мне «Яндексом», я остановилась именно на сайте Олега Ванилара? В редакции хотят знать, чем же таким он отличается от остальных? Я не могу объяснить, просто чувствую, что это так.

Если вы, уважаемые читатели, когда-нибудь покупали книгу только из-за обложки, просто так, потому что она вам понравилась, если вы идете на неизвестную для вас выставку из-за одной увиденной картины, если вы внезапно поворачиваете налево и уверены, что поступаете правильно (хотя изначально собирались направо), то вы должны понять меня. Интуиция – великая вещь!

Но вернемся в «Пирамиду» к моему собеседнику…

– Олег, на Вашем сайте я прочитала, что Вы потомственный фотограф…

– Основной звездой в семье был прадед, его звали Генрих. Он имел сеть фотографий в Крыму, на юге Украины, и был довольно состоятельным человеком. В свободное от работы время снимал обнаженную натуру, причем очень интересно, и, как ни странно, совмещал это со съемками царя-батюшки. Николай II любил фотографию и сам был очень хорошим фотографом.

– У Вас очень необычная фамилия, известно ее происхождение?

– Фамилия Ванилар караимская – это народность, представители которой по крови мусульмане, по именам – иудеи, потому что они взяты из Библии. В связи с этим во время войны была очень интересная история.

Немцы с большим трепетом относились к чистоте захватываемых рас. Когда они взяли Крым, то встали перед вопросом: кого бить? В гестапо недели две просидел профессор Таврического университета, караим по национальности, и сумел им доказать, что караимы – это не евреи. Поэтому во время войны их не тронули. Зато уничтожили крымчаков.

В центре Симферополя, откуда я родом, стоит двухэтажный особняк, на котором красуется большая вывеска «Фотография». Эта фотография принадлежала моему прадеду. А дед мой в советские времена работал на советскую власть в этом же здании в обычном фотоателье. (Кстати, он был превосходным портретистом!) Сейчас там работает несколько человек. Когда я первый раз пришел в эту фотографию и назвал свою фамилию, на меня сбежались смотреть, как на мамонта!

А сама фамилия Ванилар уникальна, и, насколько я знаю, за исключением моих детей (однофамильцев у меня нет) ее никто не носит. То есть если мой сын не продолжит род, фамилия умрет.

– Ваш отец тоже фотограф?

– Нет, он не умеет держать фотоаппарат в руках и вообще не знает, что это такое.

Фотография – интимное дело

– MN: Откуда появилось увлечение фотографией? Зов предков?

– Это произошло совершенно случайно. В Симферополе я познакомился с фотографом, его зовут Феликс Дунаевский. Это настолько харизматическая личность, что общение с ним, пусть это полчаса, две недели или год, вы никогда не забудете. Он может произвести совершенно шикарное впечатление, а на следующий день обложить матюгами. Типичный неврастеник. В 1990 году меня потрясли его фотографии: пейзажи, натюрморты огромного размера, 60х60 см, в золоченых рамках, с подсветкой! Они висели у него в мастерской. Я смотрел на них, как дикарь на консервную банку. В итоге я попал к нему в подмастерья. А он в то время набирал себе мальчиков в обслуживающий персонал, хотел построить «империю Дунаевского». Но, исходя, опять же, из своих личных качеств, он умудрился потратить кредит в 150 тысяч советских рублей, так ничего и не создав. А самое главное, что за это ему ничего не было! Сейчас у него шикарный особняк под Ялтой. Но я с ним больше не общаюсь, потому что это просто невозможно.

– Он обучал Вас магии фотографирования?

– Что я действительно узнал от него, так это как правильно мыть негативы, потому что однажды его сынок устроил потоп в мастерской, и весь архив плавал.

Но зато в 1990 году он отправил нас с приятелем в Москву. Мы приехали сюда и в течение 9 месяцев учились в Агентстве печати и новостей, сейчас это называется РИА «Новости». Там нас научили красиво печатать фотографии. Потом мама подарила мне «Зенит», и я начал снимать, устроился в фотолабораторию университета, где мне было удобно печатать фотографии. В принципе, я всю жизнь работаю лаборантом, на себя ли, на кого-то еще… Я до сих пор печатаю свои фотографии сам и не допущу, чтобы это делал кто-то другой. Максимум, это может происходить при мне, и я буду активно вмешиваться.

– Какие ощущения были от первых снимков?

– Удивительно было, что что-то получилось. Как говорится в анекдоте, «вскрытие показало, что больной умер от вскрытия». Поначалу я снимал всякую ерунду.

– Знаете, у меня что ни пленка, все время неприятность какая-то случается: то она рвется, то засвечена, то резкость не та…

– Вы очень сильно торопитесь получить фотографию стразу после нажатия на кнопку. Когда пленка заканчивается, то сразу хотите посмотреть, что там. Когда я учился, у нас был кладовщик, которому показалось, что фирма Kodak жульничает: не докладывает бумагу в пачки. А бумага тогда была на вес золота. Он всю пересчитал!!! (Фотобумага чувствительна к свету практически так же, как и пленка! – Прим. авт.) Чувствуете? Потом напился с горя, потому что все сошлось. Естественно, его после этого уволили. Понимаете, фотография – интимное дело.

В моей жизни был период, когда я жил от одной фотографии к другой. У нас была студия в обычной дореволюционной квартире с высокими четырехметровыми потолками, все стены которой были завешаны черно-белыми фотографиями разных размеров. Причем они висели стык в стык, создавая своеобразную мозаику. Я их снимал и печатал каждый день по несколько штук. Правда, фотографии были попроще…

Фотография – это болезнь, а не профессия!

Уже много лет Олег живет в Москве, а это город, в котором нужно уметь зарабатывать деньги. Благосостояние людей год от года улучшается, а значит, и меняется представление о ценности нематериального. Работницы банка дарят своей коллеге на день рождения не поездку в жаркие страны или телефон с бриллиантиком, а фотосессию у профессионального фотографа… Олега Ванилара.

– Возникают ли сложности при работе с людьми?

– Я работаю с ними как психолог, веду диалог на те темы, которые за короткое время могу вычленить. Ведь когда человек говорит о том, что ему интересно, он не может в это же время думать о чем-то другом. И я, как паук, вытягивают это из него. Я человек математического склада ума, закончил физический факультет. Поэтому я все стараюсь рассчитывать, и это касается не только фотографии. По большому счету, это психологический расчет: где, в каком месте, должна быть та болевая точка, на которую нужно надавить, чтобы человека на фотографии «зацепить».

– Бывали неудачные фотосессии?

– Абсолютно провальных у меня не было, ну а степень удачности зависит от того, сколько извилин у модели. Если их мало, то тему для разговора найти очень сложно.

– Насколько мне известно, вы также снимаете рекламу…

– Последний проект, который у меня был, это креативная реклама водки «Путинки». По сути – водка как водка, обычная, «Кристалловская». Но съемка была очень интересная. Во главе всего шла идея, потому как само название обязывает.

На всех рекламных выставках, которые проходят в России, иностранцы отмечают высокое качество работ, но идеи, лежащие в их основе, очень простые. В основном вся реклама у нас прямая. Значит, если рекламируется водка, то стандартная картинка – это бутылка водки, рядом стаканы и огурец. Такую рекламу снимал, кстати, мой коллега для «Топаза».

У нас же на плакате получилось все несколько иначе: я предложил постелить карту России, взять державную руку (понятно чью), надеть на нее часы приблизительно той же марки, которую носит президент. Хотя мы точно выяснили, что Путин носит часы Patek Philippe за $47 000, причем у него их несколько. На карте расставлены рюмочки, а еще должна была стоять икорница. Самым сложным вопросом было решить, куда эту икорницу поставить на карте России, поскольку сразу появляется политический смысл: «где икра». В конце концов, от этой идеи пришлось отказаться по политическим мотивам. Причем икра была снята отдельно, кистью, у меня ушла на это целая неделя! Ну да ладно. Так вот: державная рука наливает в рюмочки водку, и все это очень вкусно смотрится. А рука безупречная, с кольцом, как полагается, жилистая, с набитыми костяшками.

– А чья рука в кадре?

– Это рука моего приятеля. Правда, я в Photoshop'е поменял ему немножко маникюр, потому что у Путина длиннее ногти…

– Вы так подробно изучали его руки?

– Да, я нашел в интернете несколько его крупных фотографий, и, исходя из этого, подбирал среди знакомых подходящую руку. Дело в том, что у нас в России нет агентства, которое занималось бы part-моделями (от слова «часть»). На Западе они есть. Допустим, там есть модели, которые используют в рекламе только руки (реклама крема для рук, лака для ногтей или ювелирных изделий). Причем эти модели зарабатывают больше, чем те, которые снимаются целиком.

– Почему же?

– Я объясню: красивое лицо, красивую фигуру найти, в общем-то, нетрудно, а вот найти отдельно взятую красивую часть тела невероятно сложно. Красивые руки – это самая редкая часть тела, которая существует. Такими руками обладает, наверно, одна из двух тысяч женщин, причем сама по себе она может быть далеко не красавицей. Так же и ноги.

Года полтора назад я снимал рекламу завода, на котором производят трубы – это примитивный продукт для рекламы. Как его изобразить? Железные, ржавые трубы… Я побывал на этом заводе, получил ужасные впечатления: там эти трубы навалены одна на другую, как огромные макароны. Руководство все время подчеркивало, что они могут сделать любые изгибы из этих труб. И я решил: почему бы не сделать образную рекламу? Вместо трубы использовать женщину! Идея получилась несколько ворованная, потому что заказчику понравилась фотография Тино Стано, где женщина закрывает все тело за исключением середины, и эта середина уходит в колено, затем в ногу, а исходит из лица. Мы модернизировали эту идею. Но на самом деле могу сказать, что все художники воры. Абсолютно все. Кто ворует у природы, кто-то друг у друга, кто-то у других видов искусств. То есть все идеи трансформируются. Никто ведь не усматривает ничего плохого в ремиксах или кавер-версиях, которые выходят через двадцать лет, все их слушают, как будто новые. Я сразу сказал, что это не креативная идея, но она креативна по сути. Мы делали трубу на заказ. А во время съемок она стояла на подставке, правда, на карточке этого не видно. Девушка становилась на кончик трубы, и получалась одна линия. Мы искали модель по разным агентствам недели три, потому что найти модель с красивыми коленями оказалось практически невозможно. Весь процесс работы над этим фото занял больше месяца. А карточку для «Путинки» я делал два с половиной месяца.

– А случалось ли, что заказчику не нравился конечный результат?

– В эпоху отсутствия цифры доходило до того, что мы оговаривали сюжет, заказчик приезжал на съемку, я делал полароидный дубль, заказчик на нем расписывался и уезжал, а я снимал дальше. Эта вещь просто необходима при дальнейших разногласиях. Но у меня, благо, до такого не доходило.

– То есть конфликтов никогда не было…

– Нет. Но это ведь зависит от того, насколько заказчик умен. Мне попадались понимающие люди, которые к креативу относятся с трепетом, потому что его очень сильно не достает.

– А в чем, по-Вашему, заключается креатив?

– Дело в том, что когда я снимаю – неважно что, я не думаю ни о деньгах, ни о заказчике. Я думаю только о себе, о том, нравится ли мне это, хочу ли я, чтобы получилось так или иначе. Ведь я снимаю художественную фотографию! А фотография – это болезнь, а не профессия!

– Вами движут творческие амбиции?

– Да, практически всегда. Но есть работа, в которой они не нужны. Например, съемка свадеб, которой я занимаюсь, как это ни ужасно, за большие деньги. Еще два года назад я был чисто постановочным фотографом и не умел делать репортаж. Но жизнь заставила. Репортаж – это очень прибыльное дело при хорошем подходе и правильном собственном пиаре. Но если есть альтернатива, я стараюсь от этого по возможности отказываться. Или заламываю такую цену, чтобы отказались! Хотя всегда соглашаются. У меня была одна съемка, когда я за 4 часа работы заработал $800, а был готов уйти после того, как увидел жениха и невесту.

Фотография – искусство тысячи мелочей

– Говорят, художник должен быть голодным…

– У меня немножко по-другому: я должен попадать в какие-то тяжелые ситуации для того, чтобы жизнь из меня выдавливала. Взять Саутека – гений ХХ века! Пока он жил на чердаке и снимал в подвале, он раз за разом выдавал шедевры. Как только он заработал миллион долларов, мигрировал в Америку – всё. Оказалось, что он может снимать только в подвале.

– Что стимулирует конкретно Вас?

– Это может быть личная жизнь, стрессы, любовь… Спокойная жизнь способствует зарабатыванию денег, не более того.

– А что насчет выставок? Как Вы к ним относитесь?

– Положительно. Как сказал Феликс Дунаевский (от него осталось много крылатых фраз), «чтобы сделать персональную выставку, нужно иметь на это моральное право». К сожалению, многие фотографы, которые устраивают выставки, такого права не имеют. Ведь можно насобирать кучу грязных носок на помойке, высушить их и выставить коллекцию каких-то абстрактных фигур. Но это будет не искусство…

– Насколько я поняла, для Вас выставка – это ответственный шаг. Тогда, аллегорически выражаясь, много ли Вы прошли?

– В сгоревшем уже Манеже у меня была выставка с выдающимся фотографом Николаем Николаевичем Рахмановым, у которого еще в советское время было издано 70 книг! Ему 74 года, а он до сих пор лазает по крышам и снимает Москву!

Также у меня были выставки за границей без моего участия. Я или отправлял туда карточки, либо их туда возили. Четыре мои фотографии купил Музей современного русского искусства в Нью-Йорке.

– Как думаете, Олег, дети продолжат Ваше дело?

– У меня трое детей, от разных жен, правда. Со старшим сыном я еду знакомиться в Крым через месяц, ему тринадцатый год, я его не видел одиннадцать лет. Знаю, что хороший мальчик, очень интересуется техникой и учится в школе для одаренных детей. А младшенькие рисуют, но они девочки.

– А женщины могут быть хорошими фотографами?

– В Советском Союзе я таких не видел. А за границей – Сара Мун и Энн Геддиз. Ну, есть еще парочка не очень известных имен.

– Почему так мало?

– Дело в том, что фотография – это искусство тысячи мелочей. А женщина не может одновременно думать о многих вещах, я за этим уже пронаблюдал. Чаще всего женщина с фотоаппаратом в руках привлекает внимание сама по себе. Для женщины это процесс, шоу. Была такая легендарная фотографиня в Москве – Катя Гайка. Ее знала вся московская тусовка. Когда снимала Катя Гайка, люди оборачивались! Она брала за репортаж огромные деньги, то есть за $500 она не снимала, только за $1000. А фотографии были никакие! Зато она сделала себе хорошую рекламную кампанию. Была даже индустрия Кати Гайки: она брала заказы, но не могла быть везде одновременно, поэтому на нее работало с десяток фотографов. А поскольку она занималась исключительно зарабатыванием денег, фотограф в ней кончился к моменту получения определенной суммы.

Дело в том, что женщина не в состоянии делать идеальную карточку раз от разу. Когда она смотрит в кадр, то смотрит в одну точку. У нее может быть хорошая мысль, хорошая постановка, но она испортит ее, допустим, какой-то мелочью. Женский взгляд довольно любопытен в плане идей, но я не видел ни одной женщины, которая бы довела эту идею до блеска.

«Мда… – печально вздохнув, подумала я. – Не слишком оптимистичная перспектива развития моих фотографических замыслов!» И тем не менее решила задать еще несколько интересующих меня вопросов:

– Как поймать в природе тот нужный момент, чтобы фотография стала особенной?

– Фотография – это искусство для терпеливых. Вот цифру придумали нетерпеливые люди. Нужно уметь ждать, уметь охотиться, прийти к этому.

Я иду от конца, а не от начала, то есть вижу картинку уже в рамке на стене, поэтому процентов на восемьдесят всегда знаю, что получится. Было бы бахвальством сказать, что так происходит всегда, иначе каждое нажатие на кнопку было бы шедевром, но расчет идет именно на это. От этого зависит и уровень КПД, то есть, грубо говоря, количество достойных, вы-ставочных кадров на одну пленку.

Вообще-то, съемка пейзажной фотографии – это самое трудное и неблагодарное, что только существует. С природой не договоришься! Конечно, при любой малейшей возможности я иду в парк и фотографирую красивую лужу. Но ведь это надоедает… Хочется разнообразия. Я много ездил в Крым, там очень красивая природа! Но сейчас уже хочется чего-то совершенно нового: съездить на Алтай, на Камчатку. Я знаю людей из Москвы, которые практически живут там! Например, Вадим Гиппенрейтер – выдающийся фотограф, уже старичок. Он с вертолета снимает вулканы на Камчатке.

– А Вы попадали когда-нибудь в экстремальную ситуацию во время съемок?

– Один раз на Кара-Даге я уронил в расщелину бленду (насадка на объектив, которая защищает от бликов. – Прим. авт.). А это был первый день съемки, я только поставил штатив! Было очень обидно. Расщелина метров тридцать вниз. У альпинистов есть такое понятие «сыпуха» – это когда нет твердой поверхности, и камень просто «течет» под ногами. Вниз я спустился за две минуты, а назад поднимался полтора часа, несколько раз катился кубарем… Я не преувеличиваю, говоря, что съемка пейзажей очень плотно связана с риском для жизни.

Этой весной мы ездили в Крым – в Затерянный Мир на мысе Айя – и полезли на самый верх. Такого страха у меня не было давно. 500 метров вверх по сыпухе! Причем мы полезли не просто так, а с кофрами и штативами – поджилки тряслись от страха! Мы так и не долезли до самой вершины, потому что риск того, что мы сорвемся, был 80%. Ты идешь вверх, а мимо тебя катятся валуны. Причем друг, с которым я ездил, – настоящий горный турист. Я же нет, для меня это лишь способ достижения красивой карточки.

Если же ходишь с группой, то все еще сложнее. На каждом рюкзак по 50 кг. Впереди идет друг и говорит: «Я раб тушенки, я раб тушенки…», потому что у него весь рюкзак забит едой. И ты проходишь мимо фантастических кадров, а останавливаться нельзя, потому что придется снимать рюкзак, задерживать всех… Мы прошли тогда километров двадцать, и я точно знал, что упустил около десяти прекрасных карточек. Хотя им все равно приходилось из-за меня несколько раз останавливаться. Я ведь маньяк – помирать стану и то, наверное, буду нажимать на кнопку… ногой!

– А что происходит с теми фотографиями, которые Вы не продаете?

– У меня есть два альбома фотографий, сейчас собираюсь оформлять третий. Я уже присмотрел себе один альбомчик за 400 евро – совершенно шикарная вещь, авторская итальянская работа. Я хочу напечатать около сотни пейзажей и поместить туда. Причем этот альбом я не буду показывать широкой публике, это подарок моим детям. Может быть, это звучит смешно, но я считаю, что когда меня не станет, самое ценное, что останется у моих детей, это не деньги, квартира и какие-то другие материальные ценности, а мой альбом, мои фотографии, негативы – в общем, мой архив.

Главная | О себе | Фотографии | Статьи | Услуги | Свадебное фото | Контакты